Как завещано было последним,
чуть дышащим словом,
прах поэта
развеяли под Могилевом.
Из раскрытых ладоней
тот прах зачерпнувшего сына
с каждым присвистом ветра
по крохам отца уносило.
Тело мужа
вдова осторожно сдувала с ладоней,
и садился тот пепел
на чей-то платок,
тоже вдовий.
Там, где выбрался чудом поэт
в отступлении под «мессершмидтами»,
прах,
летя на могилы,
шептался со всеми убитыми.
И кружились частички поэта,
то в люльку упав,
то в колодец.
В избы тихо влетали,
прижавшись к глазам богородиц.
То, что было рукой,
написавшей: «Ты помнишь, Алеша...»
пеплом падало в пыль,
под ногами невидимо лежа.
То, что было глазами,
садилось на стебли пшеницы.
Крошки сердца
клевали нечаянно с зернами птицы.
Ко всему, что оплакал
и что не оплакал,
возвращался поэт
благородно развеянный прахом.
Ну а если поэт
был виновен хоть в чем-то,
когда-то –
перед всеми людьми
дал развеять себя виновато.
Упрекали его,
что «разбрасывается по жанрам»,
а он себя разбрасывал
и по боям
и пожарам.
Даже в мертвых, оставших к другим,
как в живых
неревнивым,
он руками вдовы
сам себя разбросал по лесам и по нивам.
Тем забвенье,
кто жил скопидомски,
прижимисто...
Слава тем,
кто разбрасывается
прижизненно!
Да хранит благородная память планеты -
Как посмертно
разбрасываются
поэты!
«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 8 (окончание)
События, 9.3.1937«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 7 (продолжение)
События, 18.6.1937